На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Космос

8 383 подписчика

Свежие комментарии

  • Сергей Бороздин
    Мой алгоритм - в статье на Самиздат и дзен "Библия как научный источник истории Мира"Единый алгоритм э...
  • дмитрий Антонов
    прошу прощения, меня тут небыло давно. А где Юрий В Радюшин? с Новым 2023 годомБыл запущен первы...
  • дмитрий Антонов
    жаль, что тема постепенно потерялась. а ведь тут было так шумно и столько интересного можно было узнать, помимо самих...Запущен CAPSTONE ...

Натуральные машины

Мир есть механизм» — главный принцип промышленного мышления. Такое понимание бытия даёт человеку право преображать вселенную и определяет методы этого преображения. Горнозаводская индустрия базировалась на том, что основные, самые большие и могучие машины Урала были сооружены не из брёвен и железа, а «из природы». На горных заводах работали «натуральные машины».
 
ВОДОБОЙНЫЕ КОЛЁСА

Музей «Невьянская башня»: макет водобойного колеса. 
Старые заводы Урала все были вододействующие, потому что только сила падающей воды могла привести в движение тяжёлое заводское оборудование.
Доменным печам требовались огромные поленницы дров, и дрова пилили пильные мельницы. Горы руды тоже надо было расколотить в мелкий камень, и руду дробили хвостовыми молотами с многопудовыми бойками. При выплавке металла в вулканическое чрево печи необходимо закачивать воздух, чтобы достичь нужной температуры, и воздух качали объёмистыми кожаными насосами вроде гармони — мехами. А потом отлитые «крицы» или «штыки» отковывали от шлака, превращая чугун в железо, а чёрную медь — в красную.
Эти агрегаты — пильные мельницы, молоты, меха — работали от водобойных колёс. Колёса крутились в особых каналах или желобах-водоводах и через систему шестерней, рычагов и тяг передавали момент движения на агрегаты.
Чем мощнее был завод, тем больше он имел колёс. Обычно заводы строились десяти–двадцатиколесные. Могучая демидовская Ревда вертела целых тридцать три колёса. А вот на Екатеринбургском заводе, крупнейшем в мире, вращались шестьдесят колёс. Колёса по размерам были разные. «Рядовые» — в рост человека. Самые важные, самые производительные и надёжные,— до шести метров диаметром.

Выставка горной техники в Нижнем Тагиле: хвостовой молот
Вековая мечта заводов Урала — преодолеть зависимость от колёс. В 1860 году, когда домны достигли пика экономичности, близ Верхнеуральской крепости промышленники Чупин и Бок построили маленький чугунолитейный заводик всего-то на одну печь-вагранку. Хозяева изготовляли детали для золотопромывальных машин и были уверены, что в «золотую лихорадку» не останутся без заказов. Но вот оборудование этого предприятия было на конной тяге, и она оказалась слишком дорогой по сравнению с колёсами. Заводик требовал табунов Чингисхана и потому в 1863 году обанкротился.
Водобойные колёса были побеждены только паровыми машинами.

Музей истории реки Чусовой: реконструкция водобойного колеса
ДУША И ПЛОТИНА
Главная и самая большая «натуральная машина» любого горного завода — это система «плотина — пруд». Водослив был энергетическим сердцем завода.
Для строительства завода выбирали небольшую речку в более-менее высоких берегах: большую реку в те времена просто не смогли бы перегородить. В самом узком месте долины возводили плотину. Она вставала враспор между двумя горами, поэтому заводы и называли «горными». Плотина перекрывала речку и удерживала пруд. Под плотиной дымил завод.
Плотина кажется простым сооружением: в детстве все строили на ручьях запруды, никаких хитростей. Но плотина не забава. Летом 1994 года на Башкирию обрушились ливни, и переполнился пруд Тирлянского завода графини Пашковой. Завод и плотина были построены в 1803 году, то есть простояли 191 год. Плотина не выдержала, лопнула. Пруд с гулом опрокинулся на завод и посёлок. По речке Тирлян, вращая, понесло сорванные крыши деревенских домов. В потоке погибли двадцать девять человек. И сейчас у водосброса отремонтированной плотины Тирлянского пруда над руинами завода стоит чёрный обелиск в память о жертвах рукотворного селя. 

Стена плотины Катав-Ивановского завода
В основе любой плотины был ряд тяжеленных бревенчатых срубов — ряжей, заполненных камнями. Ряжи перегораживали долину, словно стена деревянного острога из клетей-городней. Сверху на ряжи насыпали земляной вал. В среднем длина плотины уральского завода была пятьсот–семьсот метров, высота — до пятнадцати метров, ширина основания — до тридцати метров. Плотину обсаживали деревьями, и со временем улица, что проходила поверху, превращалась в прекрасный бульвар вдоль пруда. Если завод входил в силу, внешний скат насыпи часто одевали в камень.
В туше плотины для прохода воды оставляли несколько проёмов. Главным был вешняк — ворота для реки. Вешняк сооружали в виде короба из могучих лиственничных плах: они в воде не гниют, а каменеют. Со стороны пруда этот канал закрывали воротами, а с внешней стороны придвигали водосливной мост, необходимый для безопасности водобойных колёс. Вешняк был нужен для сброса излишней, дикой воды — чаще всего вешней, талой.
Для работы заводских механизмов через плотину прокладывали более узкие водоводы: жёлобы или трубы. Сквозь них потоки воды вылетали на деревянные лари, в которых тоже вращались водобойные колёса. Системы ларевых водоводов опутывали весь завод. Вообще, завод «рос» вокруг пруда и водоводов, как оазис — вокруг колодца и арыков.
В горнозаводском мире плотина не была простым техническим сооружением. Она была символом воли, которая и удерживает мир в гармоничном напряжении. Линия «пруд — река» — это линия природы и стихии. А перпендикулярная ей линия плотины — линия человека и разума. Плотину понимали как подобие тетивы у лука: она создавала динамику выстрела — выброса кинетической энергии пруда через водоводы.
Люди горных заводов без слов осознавали, что плотина — дело жизни и смерти, а плотинный мастер вкладывает в неё свою душу. И потому на Урале живуче было страшное убеждение, что под каждую хорошую плотину для верности положен мертвец — какой-нибудь бродяга или беглый каторжник. Ощущение необходимости человеческой жертвы пришло на Урал из язычества. 

Музей истории реки Чусовой: реконструкция плотинного ряжа
 
ЛЕОНТИЙ ЗЛОБИН
Гений плотинного дела — Леонтий Злобин. Он родился на Вологодчине в 1677 году. Сбежал из дома, бродяжничал, и судьба забросила его на Урал, на строительство Невьянского завода. Злобина потрясло, как человек хомутает реку. И Леонтий осел в Невьянске насовсем. Через годы он стал лучшим плотинным мастером Урала. Получив Невьянск, Демидовы бессовестно записали Злобина в крепостные холопы. Злобин возвёл Демидовым десятки плотин, в том числе для могучего Нижнего Тагила. Акинфий сдавал Леонтия в аренду властям, и Злобин соорудил надёжные пруды всем главным казённым заводам Урала: Кушве и Югу, Полевскому и Северскому. Плотины мастера Леонтия стоят нерушимо уже почти три столетия. Именно Злобин в 1722 году воздвиг огромную плотину Екатеринбургского завода — на то время самого большого завода человечества.

 Барельеф «Первому строителю города» возле плотины Екатеринбургского завода

ЗАВОД ПОРОГИ
Завод Пороги — одно из самых сильных впечатлений Урала. Облик этого завода искажён только обветшанием, но могучий завод не выглядит умирающим, потому что он аккумулирует в себе мощь всегда живой природы.
Пруды и плотины, эти «натуральные машины», держали горные заводы намертво прикованными к себе. Революция пара освободила промышленность: паровые машины позволили предприятиям уйти от прудов и плотин. Однако в отношении заводов паровые агрегаты оказались подобны динозаврам: они стали грандиозным тупиком индустриальной эволюции. В пересчёте на электричество прадедовские «натуральные машины» давали больше энергии, чем паровые.
Электричество примирило «натуральные машины» со свободой заводов. И в промышленности новой эпохи воскресла старая схема горного завода: «натуральная машина» превратилась в ГЭС (в гидроэлектростанцию), а комбинат держится возле неё на высоковольтной привязи ЛЭП (линии электропередач).

Дивный и дикий завод Пороги, возведённый в 1910 году, — переходная ступень между горным заводом и современным металлургическим предприятием. Здесь клёпаные трубы сквозь каменную плотину подают поток воды из пруда на гидротурбины, которые, гудя, вырабатывают электричество, а уже оно приводит в действие заводские механизмы и раскаляет сталеплавильные печи. Плотина и завод, энергетика и металлургия тут пока что не разошлись наособицу: разные отрасли обвенчаны традицией, будто молодожёны по воле родителей.
Завод Пороги — квинтэссенция тяжёлой индустрии ХХ века: микро-ДнепроГЭС и микро-Магнитка в одной упаковке. У зелёных камней этой плотины, рядом с её водопадами, становится видно, как в современную промышленность вмонтирована та идея, что откована ещё «натуральными машинами» на горных заводах.
 
«НЕУПИВАЕМАЯ ЧАША»
 Система «пруд — плотина» была «натуральной машиной» горного завода, его двигателем, и пруд для этого двигателя играл роль бензобака. От ёмкости пруда зависела мощность завода и продолжительность его работы: от половодья — на сколько? На полгода? На три сезона? Или воды в пруду хватит заводу на весь год?
Только в России заводы были с прудами, да и в России — в основном лишь на Урале. Так распорядилась природа: на Урале частые невысокие горы любовно сочетаются со многими мелкими речками. В Европе же горные заводы XVII–XVIII веков были «деривационными», то есть стояли на каналах, а не под плотинами. «Деривационным», как в Европе, был лишь один уральский завод — Всеволодо-Вильвенский господ Всеволожских. Его построили в 1818 году, а закрыли в 1884-м.
Европейский горный завод не собирал реку в пруд, а расплетал на ручейки. Поэтому больше нигде в мире и не сформировался особый тип селения — «город-завод». И даже сейчас, в XXI веке, главным генетическим признаком «города-завода» является не сам завод («иных уж нет, а те далече»), а именно пруд.
Пруды имели весьма внушительные размеры. Например, на Верх-Нейвинском заводе, построенном в 1762 году, пруд соединился с озером Таватуй и разлился в «ужасную обширность»: двадцать вёрст в длину, три версты в ширину. Получилось почти водохранилище, гигантский рукотворный водоём.
Горный завод смотрелся в свой пруд, как в зеркало, и молился на него, как на икону, на «неупиваемую чашу».  

Главным механиком «натуральной машины», состоящей из плотины и пруда, был плотинный мастер. Он следил за уровнем воды в пруду, за состоянием тела плотины, за исправностью вешняка и водосливного моста, ларей и водобойных колёс. Плотинный мастер контролировал, чтобы вода не убегала из пруда сквозь открытые затворы просто так и чтобы колёса не вертелись вхолостую на износ.
А ныне пруды и плотины былых заводов уже утратили своё энергетическое значение. Их не используют даже для сельских ГЭС. Но ничего страшного. Пруд — и без того краса любого селения. А на Урале пруд вообще как герб: он указывает на принадлежность к старинному гордому роду горных заводов.
Построенные «из природы» огромные «натуральные машины» вынуждали своих создателей вписывать завод в ландшафт гармоничнее, чем английский парк. И поэтому «натуральные машины» в экологичности достигли высот совершенства. Заброшенные людьми, они мирно и благодарно врастают обратно в природу. Но истребление окружающей среды — тоже плод промышленного мышления: можно понимать прекрасный мир как удивительный механизм, а можно относиться к живому миру как к мёртвому механизму. Выбор на совести выбирающего.
 
ДАЖЕ САМОЦВЕТЫ
Удивительную «натуральную машину» разработал бригадир Андреас Беэр. На косогорах у Мурзинской слободы канал перенаправил речку Шиловку в реку Амбарку через Корнилов лог. Лог перегородили ситами и решётами. Этот лог, да и вообще вся округа, — волшебные урочища камня-самоцвета.
Вешняя Шиловка бежала по ложбине, размывала дно и уносила кристаллы: они оставались в ситах, как рыбы. Корнилов лог целиком был комбайном по извлечению драгоценных камней. «Машина» Шиловки бурлила три года: с 1748-го по 1750-й. Потом находки иссякли — россыпь сверху опустела. Эта история — вся предвосхищение. Казённая добыча самоцветов начнётся лишь через пятнадцать лет. Породопромывальный лоток сконструируют через шестьдесят пять лет. А копи вскроют Корнилов лог только через столетие.

Еле заметная ложбина в деревне Корнилово — Корнилов лог

Макет обычной самоцветной копи из музея в Мурзинке 
ДОЗАПРАВКА
 «Натуральные машины» зависели от капризов природы. Малоснежная зима или засушливое лето могли оставить пруд без воды, а завод без энергии. Поэтому инженеры-самоучки горнозаводского мира придумывали способы «дозаправки в воздухе» — способы пополнения своих прудов водою из чужих источников.
Смысл «дозаправки» заключался в том, что различными гидротехническими ухищрениями создавалась сложная система водоёмов, которая действовала в «автоматическом режиме», то есть была устроена по принципу естественности. Такая система располагала куда большими запасами воды, чем заводской пруд, и завод получал «натуральную динамо-машину» неимоверной мощности.
В середине XVIII века для заводов на Южном Урале Строгановы и Демидовы построили два совершенно разных «натуральных дозаправщика».
У Демидовых на перешейках между дивными озёрами стояли Каслинский и два Кыштымских завода. Речки в тех местах были маленькие, а озёра — большие: считай, готовые пруды. И Демидовы соединили их каналами. Нечто подобное со своими озёрами в XVI веке сотворили соловецкие монахи. А у Демидовых получился могучий «водяной аккумулятор». Он «разрядился» в конце ХIX века, когда каналы были заброшены. Сейчас они совсем раскисли и превратились в заросшую криволесьем болотину между озёрами.
Строгановы в 1756 году примерно в тех же местах возвели завод Сатку. Для «дозаправки» заводского пруда они использовали горное озеро Зюраткуль. От озера был выстроен бревенчатый акведук длиной два десятка вёрст. Правда, прослужил он недолго. Но его идея возродилась в 1942 году, когда спецпереселенцы начали строить Зюраткульскую ГЭС.
Её возвели полностью, оба каскада, — и оставили без употребления: малые станции в СССР были нерентабельны. В горных лесах вольные воды и сейчас рокочут по бетонным каналам ненужной ГЭС.
«Дозаправка» — родовой сюжет Урала. Даже сейчас идёт перекачка воды из реки Уфы в реку Чусовую, а из Чусовой — в реку Исеть. Канал из Чусовой в пруд Верх-Исетского завода проложен по трассе «зотовской канавы», выкопанной в 1815 году по плану заводоуправителя Григория Зотова. Опасаясь обмеления Чусовой, через год «канаву» засыпали, но она стала первым гидросооружением, которое соединило великие бассейны Волги и Оби.

Водослив из накопительного бассейна мёртвой Зюраткульской ГЭС
ЖИВАЯ КАНАВА 
К XIX веку демидовские заводы Нижний Тагил и Черноисточинск разрослись так, что начали задыхаться от нехватки энергии. В таком случае вообще-то надо было строить паровые машины, но управители решили обойтись «натуральной».
В Тагиле жил богатый хлеботорговец Клементий Ушков. По бумагам он был крепостным Демидовых, и это очень мешало ему в бизнесе. Ушков предложил сделку: за свой счёт он построит «натуральную машину», которая наполнит водой заводские пруды, а хозяева отпустят его на волю. Демидовы согласились.
Ушков отлично разбирался в гидротехнике: он «набил руку» на мельничных запрудах. Он спроектировал канал, который подаст воду из дальних речек в пруд Черноисточинского завода. Точнее, это был не один канал, а сложное сооружение из двух водотоков, двух водоёмов и двух плотин со шлюзами. Землекопы с лопатами и телегами-кузовами заехали в тайгу в 1847 году, а вода полетела по новой бревенчатой гидросистеме в 1849 году. Ушков получил от Демидовых свободу.
Постройка Ушкова практически совершенна. Без участия людей она работает больше полутора веков. Черноисточинский пруд она превратила в самый большой из всех демидовских прудов, а на «поддутых» протоках демидовские инженеры построили ещё два завода — Антоновский и Авроринский. Народ эту гидросистему прозвал Ушковской Канавой, а на картах она обозначена как живая речка Канава.

 
 
КАНАЛ КОПАНЬ
Строгановскому заводу Очёр не хватало воды пруда. Местный мастер Иван Бушуев предложил прорыть канал от реки Чепца до реки Очёр. Своей водой Чепца должна «долить» рано мелеющий очёрский пруд. Для такого строительства горные власти отрядили к Строгановым 5000 крестьян. В 1813 году мужики взялись за лопаты и по ельникам Прикамья провели Копань — огромную канаву длиной две версты. Но вода по ней не пошла. И Копань была заброшена. Возможно, Бушуев знал, что его Копань не сможет подать воду. Но эта стройка всё равно была нужна Строгановым, ибо Строгановы по горнозаводским законам после завершения работ могли записать казённых мужиков в собственные холопы. И Копань осталась диким памятником рабской эпохе «натуральных машин».
 
РУБЛЬ ПЕРЕВОЗ
Пруды с плотинами были «натуральными машинами» гигантских размеров. Но горнозаводская держава создавала «натуральные машины» и гораздо более масштабные. Они назывались караванным валом. Если пруд с плотиной работал как силовая установка для одного завода, то караванный вал был транспортным конвейером сразу для десятков предприятий.
Главной проблемой заводов была доставка продукции в Россию. За морем, как известно, телушка полушка, да рубль перевоз. Сотни тысяч пудов металла не отправишь на телегах: чугун станет дороже золота. Можно загрузить товары на суда и сплавить по речкам в Каму — но речки Урала слишком мелкие. Что делать?

Река Чусовая: боец Печка
И тогда была придумана система ежегодного спуска «железных караванов». Этим мероприятием руководили не хозяева заводов, а горнозаводские командиры. Весной в назначенный день и час все заводы, стоящие на определённой речке, открывали затворы плотин и два–три дня сливали в речку воду из прудов. И вниз по речке, нарастая от завода к заводу, катилось рукотворное цунами — караванный вал. Длина этой волны была около 100 км. Волна уносила к Каме «железные караваны» — вереницы огромных дощатых барок.
Большой сплав проходил раз в году в буйное половодье. Мелкие заводишки за год производили грузов на пять–семь барок, а большие заводища — на пятнадцать–восемнадцать. Барки одного завода составляли один «железный караван». От каждой пристани под бабах из пушки, подняв собственные флаги, отчаливали несколько караванов.
В системе реки Чусовой «железные караваны» ходили по речкам Серебряной, Межевой Утке, Вижаю, Койве и Ирени. В системе реки Белой караваны ходили по Уфе, Юрюзани и Аю. Чусовая и Белая впадают в Каму, Кама — в Волгу, а с ярмарок Поволжья уральский металл распространялся по всей Европе. При всём неудобстве такого способа транспортировки размах караванов рос год от года. В лучшие времена, в середине XIX века, только через Чусовую каждой весной пролетало 600 барок, и на сплаве работали 40 000 человек. Грандиозные «натуральные машины» искусственных паводков были возможны лишь там, где мир понимали как механизм, а индустрию — как империю.

Музей Златоуста: макет барки
Управляли несамоходной баркой с помощью огромных вёсел: два на носу и два на корме. Каждое весло делали из целого бревна. Гребли им десять бурлаков — речных матросов. Из массы бурлаков выделялись подгубщики – бурлаки, которые стояли у «губы» весла, так сказать, «начальники весла», «старшие матросы». В подгубщики брали самых физически сильных, опытных и сообразительных людей. Подгубщиком был легендарный чусовской герой Василий Балабурда.
В начале XX века по Пермскому краю наравне с дешёвыми книжками о приключениях сыщика Пинкертона или царевича Еруслана Лазаревича ходили и книжки с рассказами о подгубщике Балабурде. Поэт-футурист В. Каменский вспоминал, как в детстве он зачитывался этими историями. Этнограф и историк Г. Н. Чагин поясняет: «Действительное лицо – житель д. Матвеевой Кунгурского уезда Василий Балабурда явился прототипом сказочного богатыря Балабурды. Жители чусовских деревень ещё в конце 50-х годов много рассказывали фольклористам Уральского университета об этом силаче-богатыре, поскольку образ его воплотил народный идеал об облегчении тяжёлой сплавной работы, которой длительное время занималось всё население Чусовой». А народное отношение к Василию Балабурде замечательно выразил один местный житель, который в негодовании воскликнул: «Такого силяка не любить!..»
О Балабурде рассказывали, что на спор он поднимал якорь или ставил на попа 16-метровую «косную» лодку. В одиночку он стаскивал с мели барку. Балабурда любил выпить, но во хмелю был не буйный. Вообще он был добрый, но обидчивый. Когда кто – то посмеялся над ним, он снял с насмешника шапку, приподнял баню и положил шапку под угол. Другой раз, когда он попросил кузнецов сделать ему ножик, а кузнецы затянули выполнение заказа, он выволок из кузни наковальню и подпёр ею дверь.
Балабурда был очень неуклюжим и некрасивым. Из-за этого он не понравился царю, когда его возили в столицу, чтобы он показал свою силу. Балабурда не был женат, жил с сестрой, ещё более неуклюжей, некрасивой и сильной, чем он сам. Брёвна для строительства избы нельзя было возить из леса на лошади (тогда это считалось кражей), и Балабурда притащил брёвна на себе. Народ был убеждён, что Балабурда такой сильный, что в бане дрался с чёртом – вышла ничья. Умер Балабурда внезапно: разгружал в ледяной воде севшую на мель барку и то ли простудился, то ли надорвался.
 Каждой баркой управлял капитан — сплавщик. Это был авторитет выше бога. Он знал всю реку, как линии на своей ладони. Он умел на скорости провести неуклюжее судно мимо бойцов — жутких скал-убийц, что стояли на поворотах реки и вдребезги крушили барки, топили бурлаков. Барки и бурлаки, беспощадные каменные бойцы и сплавщики — эпос «железных караванов».

Лот — памятник «железным караванам» в селе Кын. 
С 1880 года по инициативе промышленника Стрижёва на барках стали использовать лоты – прямоугольные чугунные слитки с шипами. Вес лота был около 50 кг; на барке лоты использовали связкой, достигавшей веса в 20-25 пудов (320-400 кг). Лоты на цепи волочились за баркой по дну реки и тормозили её; они же скатывались в глубину и тем самым ставили барку на фарватер. Этот способ к концу XIX века окончательно вытеснил использование потесей и снизил частоту аварий на сплаве до 4 %.
 
Первый горнозаводский караван был отправлен в 1703 году по реке Чусовой. Использовать дорогу Ермака как магистраль для «железных караванов» придумал тобольский дьяк, строитель и картограф Семён Ремезов. Под его командованием плотники из Верхотурья на пристани Утка построили сорок плоскодонных посудин — дощаников, и дьяк провёл эту флотилию по всей Чусовой до Камы.
Потом заводы умножились. Дощаники не справлялись с объёмами перевозок — их заменили огромными барками. А барки бессовестно застревали на перекатах, и заводы начали «наливать» реку, спуская воду из своих прудов. Горные командиры изучили и утвердили эту практику. Вот так к середине XVIII века была создана «натуральная машина» караванного вала. Управляла ею контора в Екатеринбурге.
Череда караванных валов отшлифовала все детали этой технологии. Год за годом по речным стремнинам летели горнозаводские эскадры, но реки брали с них слишком высокую плату — порой каждую десятую барку. Чаще всего виноваты были сами сплавщики: в суматохе они выталкивали друг друга на отмели и на бойцов. И в 1831 году горный генерал Владимир Глинка разработал Правила сплава «железных караванов». Для «натуральной машины» это была инструкция по технике безопасности.
Самым опасным бойцом на Чусовой был Разбойник. Своё грозное имя он получил за то, что разбивал барки караванов. Гребень бойца выступал почти до середины реки. Провести барку мимо Разбойника было чертовски трудно, однако жители ближней деревушки Кумыш устраивали здесь ещё и западню: перед бойцом на камне Кликунчик девки из Кумыша пели и плясали, отвлекая сплавщиков. Мгновения было достаточно, чтобы барка не успевала увернуться от удара в гребень бойца. Барка тонула. Груз погибшего судна доставался лиходеям из пиратского Кумыша.
Когда в России отменили крепостное право, рухнула держава горных заводов — империя крепостной индустрии. Чусовая, главная дорога Урала, из ведения горных генералов была передана в Министерство путей сообщения. Министерство затеяло капитальный ремонт «натуральной машины». На реке прорыли фарватеры в отмелях, спрямили крутые повороты, взорвали самые опасные скалы. На барках ввели лоты — устройства для торможения. Окончательно отменили вёсла и мачты.
Но время лихих горнозаводских регат и без того истекало. «Железные караваны» были побеждены железными дорогами. Поезда ходили в любой сезон и в обе стороны — с Урала и на Урал. Поезда брали больше грузов и не погибали в авариях. В 1878 году хребет пересекла первая «чугунка», и к началу ХХ века караваны исчезли. Обезлюдели пристани, опустели стремнины, успокоилась тёмная тайга. На речных отмелях торчащие из воды лапы брошенных якорей тихо рыжели от ржавчины.

Каменная стена канала для выхода барок с пруда Старо-Шайтанского завода в Чусовую

Якорь-памятник в деревне Харёнки на Чусовой
ПРИСТАНИ
Речная пристань — промышленное предприятие, сопоставимое с небольшим заводом или большим рудником. Пристань имела пруд, на водосбросах которого качались рамы пильных мельниц: пилы «распускали» брёвна на доски и брусья, необходимые для строительства барок. Артели корабелов сколачивали барки на плотбищах — старинных верфях. Потом суда спихивали под погрузку в гавани — в особые бассейны с причалами. Когда караван был загружен, открывали шлюзы гавани и выпускали барки на реку, на бешеную стремнину караванного вала.
Каждая пристань работала на свой горный округ, на свой куст заводов. Через горы и леса от заводов к реке тянулся тракт, по которому всю зиму санные обозы везли пачки железных полос, чугунные чушки, медные слитки, артиллерийские орудия и короба ядер. Грузы складывали в амбары-«магазейны», так потихоньку и переправляли на пристань всю произведённую заводами продукцию. 

Валунная пристань завода Кын на Чусовой
Первой горнозаводской пристанью Урала стала Уткинская, заложенная в 1703 году на Чусовой дляКаменского казённого завода тобольским дьяком Семёном Ремезовым. Потом в системе Чусовой появилось около 40 других пристаней. А Утка как предприятие закрылась в 1882 году, и ныне это просто село Слобода.
В бассейне реки Белой первой стала пристань Нязепетровского завода купца Осокина, выстроенная на реке Уфе в 1747 году. Потом в системе Белой появилось около 50 других пристаней. Главной стала Ашкадарская. Её в 1766 году заложил купец Савва Тетюшев. Отсюда отправлялись казённые караваны с илецкой солью. Ныне Ашкадарская пристань превратилась в красивый город Стерлитамак.
Стерлитамак — увы, исключение. Пристани оказались самыми специфичными горнозаводскими селениями. В новом мире они не смогли «конвертировать» себя ни в промышленность, ни в сельское хозяйство. Те из них, что сумели выжить, сохранились лишь как дачные деревни: реки родины текут и при демпинге.
И многолюдные пристани, и отважные «железные караваны» — они давно уже в прошлом. Память о них — в медленном молчании скал над быстрой водой. И ещё в том, что на холодном речном приплёске у причала былой пристани в затишье вдруг лизнёт босую ногу лёгкая волна — таинственно докатившийся к нам беззвучный отголосок караванного вала.

Иванов, Алексей Викторович

Горнозаводская цивилизация / Алексей Иванов. — М. : АСТ, 2014. — 283, [5] с.: ил. — (Хребет России).
ISBN 978-5-17-079642-7

Картина дня

наверх